Середина августа. Московские театры догуливают свои отпуска. Сезон откроется не раньше чем через две недели, поэтому город пустой. И от этого — огромное удивление, когда попадаешь в зал МХТ им. Чехова: он забит. Даже на балконах сидят. По сцене вообще очень сложно пройти: по обе стороны от гроба — стулья, на них — семья Дмитрия Брусникина, самые близкие и родные люди.

А за ними плотными рядами стоят артисты разных поколений. Среди них очень много молодых незнакомых лиц — это последние выпускники Дмитрия, из них состоит его театр, который вот-вот должен был начать работать в «Практике» после долгих мытарств по столичным площадкам… Смерть Дмитрия Брусникина — настоящий шок для всех, по сравнению с которым все остальные неприятности — просто ерунда. Это понимают буквально все. Многие из его коллег — руководители театров поколения 50–60-летних, которые сейчас в самой силе, — прервали отдых, приехали в МХТ.

Сергей Женовач, возглавивший МХТ после смерти Олега Табакова, новый сезон начинает с похорон. Всегда немногословный, с трудом подбирает слова: — Потеря… Нелепость… Были планы… Ужасная несправедливость… Игорь Золотовицкий — старинный друг Брусникина — вернулся в Москву из Хорватии. Срочно вернулись в Москву Виктор Рыжаков, руководитель ЦИМА, Евгений Писарев, худрук Пушкинского, Ирина Апексимова.

Из Екатеринбурга прилетел известный питерский режиссер Григорий Козлов: там он ставит «Чайку», и после прощания — сразу же обратно. Артисты разных поколений: плачет Мягков, как окаменелый сидит Юрский… К микрофону подходит Наталья Тенякова: — Почему мы так спешим? Дима, зачем так рано?! Мы, наверное, тысячу раз вместе играли «Нового американца» по Довлатову. И я вспоминаю, как на гастролях в Нью-Йорке мы пошли на кладбище, на могилу Довлатова. Пришли, а не знаем куда идти. Кругом лес. А Дима говорит: «Я знаю. Пойдемте». И он пошел и нашел эту могилу. Как?..